Не так давно, член Священного Синода Русской православной церкви митрополит Смоленский и Калининградский КИРИЛЛ заявил, что в церкви, как и на центральном телевиденьи, было немало лиц, сотрудничающих с КГБ. Это заявление и послужило основой разговора нашего корреспондента П. ЛУКЪЯНЧЕНКО со священником Костромской епархии о. Георгием ЭДЕЛЬШТЕЙНОМ.

В течение последних 5 лет о. Глеб Якунин и я много раз говорили и писали о засилии КГБ в Церкви. Но наши иерар­хи упорно отрицали это или от­малчивались. Заявление владыки Кирилла особенно ценно, потому что он является руково­дителем Отдела внешних цер­ковных сношений — учрежде­ния, которое кагэбэзировано полностью, начиная с председателя и кончая швейцаром.
Это, касается не только митрополита Кирилла, но и его пред­шественника на посту предсе­дателя — митрополита Минского Филарета. Когда он выста­вил свою кандидатуру на выборах, народных депутатов, мы через журнал «Референдум» спросили: «Почему рядом с ва­шей приемной находится кабинет кадрового офицера КГБ?» Как мне рассказывали, митро­полит ответил так: «Я — монах, и делаю все, что мне велит Святейший Патриарх».
— Огульно можно обвинить всех и вся в том, что они работают на КГБ. Можете ли вы назвать имена людей, о которых доподлинно известно, что они работают на КГБ?
— Допустим, я назову вам сейчас имена пятерых людей. И гнев читателей обрушится именно на этих пятерых. Но это не значит, что остальные не ви­новаты в том же. Ведь до сих пор каждый второй священно­служитель — это явный или тайный сотрудник Комитета госбезопасности. Я не знаю свя­щенника, с которым бы сотрудники КГБ не беседовали. Подтверждением тому являются сло­ва бывшего председателя Совета по делам религий К. Харчева: «Ни одна кандидатура епископа, тем более высокопоставленного, тем более члена Синода, не проходила без утверждения ЦК КПСС и КГБ».
— А себя вы относите к той, второй половине священников, которые не имели контактов и не сотрудничали с КГБ?
— Ну почему. Я имел кон­такты с КГБ. Когда я служил г. Кадникове Вологодской об­ласти, ко мне регулярно при­ходил сотрудник местного УКГБ. На первой встрече он сразу спросил: «Вы мне подписку о сотрудничестве дадите? Я говорю: «Нет». — «Ну, хорошо, мы будем встречаться только для беседы».
Oн расспрашивал меня об от­це Глебе Якунине, который тогда находился в заключении, об известных правозащитниках — о. Димитрии Дудко, о. Николае Эшлимане. Кроме того, вологодский архиепископ Mихaил несколько раз говорил мне, что имеет контакты с органами госбезопасности, что к нему регулярно приходит начальник местного отдела КГБ. Да и сaм архиепископ частенько бывал там.
— Что еще интересовало сотрудников КГБ?
— Все, что связано с жизнью церковного прихода. Например, мои доходы. Они так и говори­ли: «Расскажи честно, как на духу, сколько ты зарабатыва­ешь и сколько кладешь в кар­ман». Доходов у каждого свя­щенника всегда много. Более того, если ты послушный, охот­но сотрудничаешь, то тебя «на­градят»: переведут в богатую церковь, где будешь зарабатывать не 150 — 200 рублей, а раз в 5 — 10 больше.
— Говорят, что до недавне­го времени была даже такса за перевод на богатый приход и за внеочередное получение священного caна. Называют такую цифру: за получение «епископа» платили от 25 до 75 тысяч. Правда ли то?
— Вы говорите в прошедшем времени, а коррупция в Церкви существует и сегодня. Называют самые разные цены. Но поскольку я непосредственно с этим не сталкивался, то и сплетником быть не хочу.
— Один из бывших сотрудни­ков управления «3» КГБ СССР, отвечавшим за «работу с Цер­ковью», в неофициальном разго­воре похвалился: «Мы давно уже на полном хозрасчете», имея в виду практику взяток от Церкви.
— Вы помните, наверное, сообщение в печати о расстреле за взятки майора Ростовского УКГБ Хвостикова, курировавшего церковные приходы.
У меня был приятель — священник. Когда он ходил в Со­вет по делам религий (читай: «филиал КГБ»), то брал с собой саквояж с самыми изысканными спиртными напитками. Так вот, после него в тех отде­лах Совета делать было нечего — все были в стельку пьяные.
На уровне областных управ­лений КГБ и уполномоченных Совета — и я могу это сказать с абсолютной уверенностью — действительно идет «датие» и «взятие».
— За что?
— Допустим, возникла необ­ходимость принять монаха в Свято-Духов монастырь, что в Вильнюсе. А для этого нужна прописка. Милиция прописки не даст. Тогда в епархиальном управлении устраивалась, гран­диозная пьянка, на которую приглашался соответствующий «чин». Потом под белы руки его выводили, усаживали в мо­настырский «ЗиМ», в багажник грузили осетрину, балык, несколько килограммов кофе. А через несколько дней мы получали … (пропущено из-за качества газеты) … проходило при рукоположении, когда кто-то должен был стать священником.
— То есть, не КГБ разлагал Церковь, а Церковь разлагала КГБ.
— А вы знаете, где кончает­ся наша сегодняшняя Церковь и начинается КГБ? Разница была лишь в том, кто носит клобук, а кто носит погоны.
— Говорят, что КГБ широко использовал священнослужителей для проведения своих операций за рубежом.
— Это правда. Приведу только два общеизвестных примера. Это В. Кудинкнн, многолетний сотрудник Отдела внешних церковных сношений, и священник Анатолий Казновецкий. В на­стоящее время оба служат во Всехсвятском храме на Соколе в Москве.
— В чем вы видите выход для Церкви? И есть ли он?
— Сказать правду и покаять­ся во лжи. Необходимо разру­шить систему всеобщей взаимо­связи в доносительстве. Она — наш единственный враг.
— Сегодня вы берете на себя смелость откровенно рассказывать о тех безобразиях, которые творились и творятся в Церкви. Но почему, вы молчали раньше?
— Говорят, что диссидентами не рождаются, их делала наша система. Не буду рассказывать о всех своих мытарствах. Расскажу только о двух фактах. 20 лет мне не давали возможно­сти стать священником. Когда же я им, наконец, стал, то спустя некоторое время за мое «воспитание» взялся Вологодский областной уполномоченный Совета по делам религий: «Не было такого случая, чтобы я с мятежным попом не справился. Будешь вот здесь на коврике рядом с моим креслом стоять на коленях и просить у меня ручку поцеловать».
— Что же касается моего «мол­чания», то о безобразиях в Церкви я стал открыто говорить еще в 1980 г., а первые мои публи­кации в печати (поначалу, увы, только в зарубежной) появи­лись в 1987 году.